Ефим Шифрин стал гостем гостем шоу «ОК на связи!» в социальной сети Одноклассники. В интервью он рассказал, зачем занимается спортом и ведет социальные сети, а также поделился, чем стендап отличается от миниатюр, и раскрыл подробности о фильме «Возвращение попугая Кеши». Запись эфира доступна в официальной группе «ОК на связи!» в Одноклассниках. Расшифровка ярких моментов эфира: Про спорт: — С чем вы связываете свою вот эту вот — во-первых, физическую форму. Во-вторых, я не знаю, сколько у вас абонементов в зал, потому что вы круглосуточно выкладываете из спортзала какие-то посты. С чем вы это связываете: это генетика или это ваш подход уже к своему организму? — <...> Ты сначала про то, что я вот такой бодрый, а потом — про то, что зачем мне это. А это все очень взаимосвязано, потому что, например, если бы я был не бодрый, не активный, я бы сейчас в театре играл Фирса, а мне это не так интересно. Я бы играл старичков, я бы освоил палку, освоил бы кресло-качалку, освоил бы вот это вот инвалидное кресло и играл сплошных стариков. А мне неинтересно. Ну, то есть это мне будет интересно потом, но я оставляю это в загашнике. <...> — У вас есть в райдере, когда вы выезжаете на съемки, выезжаете на гастроли, что-то связанное с вашим увлечением бодибилдингом? — Вот это единственное, что у меня есть в райдере. Параметры аппаратуры, которая мне нужна для того, чтобы меня слышали, и непременное наличие спортзала и, желательно, тренера-профессионала. — То есть нет такого, что вы приехали, и я могу в походных условиях, с резиночкой? — Про какую ты резиночку, про эспандер? Про эспандер — да, конечно, я его беру, потому что иногда оказывается так, что я прям с самолета и прям скоро на сцену, я тогда должен обязательно позаниматься. В каждом, в каждом городе я и вот, например, Таня Васильева, с которой мы там часто играем спектакль «Танцуй со мной» — у нас требование, чтобы мы, если нам позволяет время, час провели в спортзале. <...> — Я привел очень многих артистов в зал, в этом моя миссия. И первое, что сделал [один из знаменитых людей] — он споткнулся о большую гантелю и упал. И мой тренер меня так локтем, говорит: «Загадайте желание, Ефим». Я говорю: «А что такое?». Он говорит: «Звезда упала». Про свое активное ведение социальных сетей: — <...> Я тебе скажу, отчего активность в социальных сетях. Вот что такое артист? Вот артист, вот он выходит на сцену. Что он перед собой видит? Черную дыру зала. <...> И ты свой зал не очень понимаешь. Ты чувствуешь его по дыханию. А интернет — вот я их вижу. То есть это реальный способ найти путь к своему зрителю не как артист, а как человек, и для меня это очень дорого.К сожалению, в мое время этот способ был совершенно невозможен, потому что его нельзя было никак освоить. И где, где я мог встретить своих зрителей? То есть знать, что они мои потенциальные зрители. А здесь мало того, что я имею обратную связь, так я еще получаю советы, я еще получаю критику, я еще получаю море комплиментов. А какой артист без этого вот комплементарного фона? Про стендап: — А как тогда вот вы выстраиваете коммуникацию уже на концертах с новым зрителем? Который, возможно, даже не понимает, о чем идет речь. Молодой зритель совсем. — <...> Мы не разговариваем на разных языках, потому что то, что вы называете гордым словом «стендап», мы давно знали и хорошо забыли. Просто в наше время не было такого слова «стендап», потому что в наше время было вообще мало иностранных слов. В этот раз я назвал свой концерт «Stand up и немножко музыки», потому что все думают, что юмористы 70-х, 80-х, 90-х — это вот что-то такое гордое стояние у микрофона, с бабочкой, какие-то бесконечные истории про домоуправа, ЖЭК или тещу, которую зять повесил на люстре. Нет. Стендап — это и есть активное общение с залом. Я просто не стою на сцене. В середине концерта я просто иду к людям. Довожу их до белого каления, потому что мой опыт позволяет мне дошучивать их до такой степени, что они просто становятся детьми. И это главная моя радость, потому что что в театре, что на эстраде главная радость артиста — это превратить зрительный зал в песочницу. Вот чтобы они там игрались. Когда зрители становятся детьми. — Как проходит подготовка номеров? Как вы соберете свою программу и на каком языке будете разговаривать с тем зрителем, который придет? — Вот тоже большое открытие — собирать, проверять в провинции, а потом приезжать в Москву и выдавать это… Это всё старые проверенные способы эстрады, которую можно называть как угодно. Она теперь называется «шоу-бизнес» почему-то. Вот к слову «эстрада» прижилось вот это слово «шоу-бизнес». Представляешь, в мое время бы кто-то — Райкин там, не знаю, Утесов — сказал «шоу-биз». Какой бизнес? Бизнес — это когда в тебя что-то вкладывают, чтобы тебя раскрутить. Кто что вкладывал в нас, чтобы раскрутить? В нас вкладывали только знания, мозги и уважение к зрителю. Вот это я могу точно сказать, как бы это пафосно не звучало. А сейчас вкладывают в первую очередь представление о том, что это должно бабки приносить, бабки приносить. Вот 50 человек группа, команда работает на тебя, пишет тебе шутки, а потом они делят: «Вот у меня 10 было шуток», «А у меня — 20». И сидят за столом и бабки делят. — Расскажите, чем сама вот эта эстрадная миниатюра отличается от того стендапа, который есть сейчас? — Меня сейчас изобьют, меня сейчас изобьют, потому что я скажу горькую правду. <...> Потому что я считаю, что удел работы на сцене — это в основном удел профессионалов, артистов. Потому что даже если у тебя хорошо получается в компании, даже если у тебя хорошо получается за столом, у костра, за гитарой, выходить на сцену — это особая ответственность. Вот этот поток сознания — оно хорошо, но очень редко рождается та реприза, которую зритель ждет. Ждет этой встречи. Потому что очень много [потока сознания] и вокруг себя. А самое страшное, что нет образа. Потому что артист выходит на сцену, и он нам представляет галерею каких-то персонажей. Я понимаю, что вот этот вот — слесарь, этот — грузчик, этот — айтишник, а этот Костя, например, или журналист. У стендапера я вижу — от того, что текст авторский — полное замыкание на себе. Вот ему важно про себя: я проснулся, я это, у меня… Потом — жестикуляция. В наши годы трудно было себе представить, чтобы посылали в какое-нибудь эротическое путешествие таким прямым образом, как в подъезде. Существовали какие-то нормы и какие-то правила этические. Во-первых, существовала цензура, что тут скрывать. Три целых фильтра проходил обычный эстрадный текст. Про фильм «Возвращение попугая Кеши»: — <...> Комедия <...> «Возвращение попугая Кеши», где вы сыграли одну из ролей. <...> Никита Кологривый [прим: сыгравший в фильме главную роль], которого вы похвалили, между прочим. — Никита на самом деле, на мой взгляд, очень хороший актер. Мне безумно симпатично, что он пробует все, потому что после «Слова пацана», казалось бы, стезя уже открыта — играть этих истеричных гопников. А здесь [в фильме «Возвращение попугая Кеши»], смотри, он даже в очках. — А вы играете олигарха. — Да черт его знает, кого я играю. У меня с Олегом Асадулиным такая история получается — я снимаюсь в его уже втором фильме. Первый был «Стендап под прикрытием», а второй вот, значит, это «Возвращение попугая Кеши». Про персонажей, о которых ничего определенного нельзя сказать. Они настолько загадочны и странны. Загадочность и странность играть нельзя, можно играть только самого себя, когда я бываю загадочным и странным. — Как снимали сцены с животными? — Ты знаешь, у меня же до этого был большой проект «Цирк со звездами». И само общение с животными, я понял, что оно требует просто бесстрашия. Элементарного бесстрашия. Потому что со зверем все получится, если ты его не боишься. Вот обезьяны, например, которые мне достались, — если она почувствует, что ты слабее ее, если она почувствует, что ты жертва, то тебе несдобровать, они все-таки хищники. То же самое и с попугаем: они должны понимать, что ты главнее, и все. У любого животного есть какая-то… Я не большой там этолог или зоолог, но интуитивно я чувствовал, что в моей жестикуляции не должно быть никакого проявления слабости. Вот на меня сел попугай <...>, если я начну вздрагивать или это самое: «Удобно ли тебе?». «Сидеть!» — и все, и сидит <...>.
